Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

Тем не менее, после продолжившейся еще два раза потасовке, все сели за стол, и чинно и благородно решили уже не кого-нибудь, а что-нибудь хорошее съесть и выпить, и договориться:

— По-хорошему.

— Я вас обоих — и обеих — заспиртую в бочке, которая тащится за нами.

— Я тебя съем.

— Ну, хватит, может быть, — сказал Ленька, — договорись же: морды — если и будем бить — то позже, а сейчас надо:

— Договариваться.

— Идем на Деникина, ибо этот броневик, я еще неизвестно когда — может быть даже в прошлом году — повела на этого недотепу-журналюгу.

— И добавила без предупреждения:

— За Царицын! — и так ударила по столу лапой, что бокал с Бургундским, который, как сказала для устрашения Ника, она пила, чтобы не шокировать Нашу Гостью натуральной кровью — перевернулся, и залил почти весь стол, накрытый бирюзово-кремовой скатертью, Как Я Люблю — в стиле Маскарпоне — но уже не теперь.

— Ты зачем это сделала, скотина такая, — несколько смягчила свой приговор Ника словом Такая.

— Вы должны понять, что командую здесь только я.

— Я понял, — сказал Ленька. Ника кивнула головой в знак принудительного согласия.

Глава 40

Махно, как герой-любовник, вылез из помойки. И тут же запрыгнул на проходящий мимо трамвай. Думал:

— Народ испугается его слабоумного вида и разбежится, а он спокойно ляжет и отоспится в тепле, может у водителя найдется какой-нибудь лишний обед, который не придется даже делить с ним. И не удивился, когда понял, что это опять тот же броневик, с которого он упал.

— Надо спрыгнуть и пересесть на цистерну, — сказал он. Кому? Вы думаете себе с похмелья? Нет, друзья мои, нет, он понял жизнь, что она принадлежит не одному ему, а всегда делится на двоих. С кем? Естественно, с Медиумом. А кто он? Всегда ли он там, ближе к Солнцу. И он понял после этого приключения:

— Ника Ович — это его Медиум. Она поймет все, что он скажет. В том смысле, что:

— Доработает любой его проект до реализации, — а так-то болтать каждый может, хотя, разумеется, не всем дают и поговорить. Он закрепился сзади, где раньше почивали Пархоменко и Буди, и попытался вспомнить, а, если иметь в виду:

— С помощью Медиума, — создать заново, существующую именно сейчас ситуэйшен. И это правильно, так как:

— То, что было, авось, уже и сплыло. — Правда, не всегда, говорят, иногда здесь так долго держится одна и та же история, что все ждут-не дождутся:

— А когда хотя бы прилетят инопланетяне, — ибо:

— Скушно-о Тем не менее, Махно сделал логичный вывод:

— Если такие мысли, — как не советовал говорить А.С. Пушкин, — тем не менее пришли в голову, несмотря ни на какие запреты, — значит:

— Она недалеко, — ибо:

— Что-то здесь не так, — это, напомню, относится уже не к Махно, а к Пушкину.

— Она в броневике, — хлопнул себя по лбу Махно, как Ньютон в райском саду, потому что, наконец, вспомнил:

— А как я сюда попал? — Теперь ясно:

— По траектории падения яблока.

Махно пополз по цистерне к броневику, и упал, можно сказать:

— С корабля на бал, — как сказал Дыбенка.

— Совсем уже не дают покоя, — поддержал напарника Яша Сверло. Напасть на Махно было затруднительно, так как ребята на момент его падения сверху были пристегнуты ремнями безопасности.

— Хотите по-честному разобраться?

— Без сомнения, — ответил Яша.

— Я давно хотел с тобой разобраться, — сказал Паша.

— Па-жа-лу-йс-та! — рявкнул пересохшим горлом Нестор Махно, и один из оппонентов сразу упал на землю, и хорошо, что не под колеса, а то бы оказалось, что и написано о нем было зря:

— Нэ успел проявить себя в деле. — С другим Махно сразился по-честному, хотя сам и оказался на сцепке между цистерной и броневиком. Он провел Переднюю Подсечку и противник нырнул вниз но почему-то под колеса броневика, а не цистерны.

Оказалось, что броневик начал разворачиваться в сторону реки, как и настаивала его бывший командир Щепка, но остановился как раз тогда, когда один из них, кто это был:

— Паша или Яша, — уже решил, что:

— Воевать так и не придется. Потом Махно понял, что все остались живы, так как не услышал хруста костей под тяжелыми колесами Тягомотины. Он отцепил цистерну, и залез на броневик, уже полным ходом шедший, но не:

— На Деникина, — а:

— За ним. На Деникина, на авангард его армии шла только Жена Париса на тачанке с Буди, пулеметчиком Варой, и считавшим себя снайпером Пархоменко. Она пела песню за песней, то:

— Ямщик! не гони лошадей, — то:

— И не нравится ей укротитель зверей, ненасытный красивый Мишутка-а!

— Кто такой Мишутка? — спросили ее ребята, но, разумеется, про себя, так как уже не то, что начинали бояться, но уже сомневались, что от нее вот так просто можно освободиться.

— Мы всех Амазонок здесь знаем наперечет, — шепнул Пархоменко Варе, — а эта не подходит ни под одно описание.

— А тебя есть описания? — спросил Вара. — Нет, может быть и есть, но это должно быть что-то такое не меньшее, чем Одиссея.

— Почему?

— Иначе мы ничего так и не поймем, потому что это будет неправда.

— Тем не менее, я настаиваю, — сказал Пархоменко, но тут понял:

— Что забыл ту идею, которую хотел отстаивать даже ценой своей жизни.

— Поздно открывать дискуссию, ребята, кажется, вся армия Деникина повернулась в нашу сторону. И опять запела:

— Белая Армия — Красный Барон-н, красная армия — белый трон-н.

— Мы не понимаем, о чем эта песня, — высказал свое мнение и Буди.

— Поймете после победы, — ответила Жена Париса.

— Нет, что больше всего меня удивляет, так это то, что даже мат в три хода поставить невозможно, только:

— Раз-два, а дальше тпру-у, приехали. — В том смысле, что аб-бсолют-тно-о ничего не понятно.

— У вас, лошадь разговаривает? — ахнула — хотя со стороны могло показаться: притворно — ЖП. — Но тут же добавила:

— Я пошутила.

— После таких шуток, я никуда не поеду, — мрачно ответил Буди.

— Да?

— Да.

— Тогда выходим из вагонов, разводим костер, и ждем гостей, которые только рады будут поджарить и съесть нас на этом костре.

— Слова местами переставили, — сказал Буди. — Надо было сначала долго-долго — часов пять — жарить, а потом также долго, как в Илиаде, есть.

— Ребята, — попросила защиты у Пархоменко и Вары ЖП, — что он ко мне пристал?

— Дак, естественно, влюбился, — сказал один.

— Трахнуться хочет, — ответил другой.

— Трахнуться? Никогда. Если бы еще насильно трахнуть, а так нет, никогда. Хотя может быть после победы? Ты как Буди, согласен трахнуться меня после победы?

— Вы меня обманете.

— Нет.

— Мне нужны гарантии.

— Что я ему могу дать? — не понимаю, — обратилась дама к Парику и Варику.

— Тут только один выход, — сказал Пар, — дать ему сейчас, авансом, как будто это происходит в будущем.

— Я не уверена победим ли мы.

— Вот и видно, что ваше обещание ничего не стоит.

— Ну, хорошо, где здесь кусты? Кустов нет, пойдем за тачанку.

Нет, в тачанке тоже люди, что делать?

— Пойдем в реку, — сказал Буди.

— Река далеко, тем более, если начнется бой — внизу нам не удержаться.

— Поплывем на тот берег.

— Как вы сказали? Это предательство, лучше умереть сражаясь, чем бежать.

— Плыть.

— Тем более, плыть, ибо: да разве туда поплывешь? — Жена Париса на глаз измерила расстояние до Того Берега. — Очень далеко. Это будет конец.

— Там качается еще на воде один десантный катер.

— Ты предлагаешь уйти под воду вместе с ним?

— Возможно, можно, как-то, вроде.

— Всё?

— Нет.

— Хорошо, я тебя поняла. Ты предлагаешь, скрыться на этом десантном катере на время, чтобы они подумали:

— Они в тачанке! — И погнались за ней. Тогда надо решить:

— Кто будет в тачанке, а кто на катере.

— Угадай с двух раз, — сказал Буди.

— Нет, нет, нет, с тобой, что ли? И вообще, мы с тобой в конце концов всё равно потонем, а их расстреляют, как террористов.

— Я предлагаю, сов-всем-м-м другой вариант, — сказал Буди. Он понял, что эта дама потенциально уже в его лапах, поэтому согласился одержать ради нее победу.

— Вам посвящается, — так и сказал он.

— Что? — прикинулась непонимающей Жена Париса.

— Победа.

— По-бе-да, — повторила она, и добавила: — На вкус она сладкая или горькая, ну, как что, например?

— Как поцелуй соленых губ, — подсказал Пархоменко, — я пробовал.

— Значит не горькая?

— Нет.

— Хорошо, хотя я люблю горькое, но только не горькую победу.

И бой начался. Авангард Деникина под командованием Амер-Нази нарвался на пулемет Вары.

— Откуда ведется огонь? — удивился Деникин, не видя перед собой стен Царицына.